Автор: Дмитрий Казаков
Производство электроэнергии из возобновляемых источников набирает обороты, и адвокатское бюро (АБ) «Казаков и партнёры» было одним из первых, кому удалось поработать с этим направлением на российском рынке. Сегодня в клиентском портфеле бюро — крупнейший газодобывающий холдинг, энергетические компании СИБУР, МОЭК, СУЭК и другие. О том, как зеленая энергетика и сжатие рынков традиционного топлива скажутся на экономике России, выигранных делах на 100 млрд руб. и влиянии цифровизации на привычное право «Ъ» поговорил с управляющим партнером бюро Дмитрием Казаковым.
— О PR-стратегии АБ «Казаков и партнёры» можно сказать «редко, но метко». Ваша медийная активность очень дозирована, но в последнее время вы стали чаще появляться в публичном поле. Почему?
— Да, достаточно долгое время нас не было среди номинантов премий или в обзорах СМИ, что не мешало нам наращивать клиентскую базу. Хочется думать, что мы юридическая фирма, которую клиенты выбирали сами, в обход общепринятых институтов и иерархий. Сейчас пришло время, когда оставаться закрытыми технологически невозможно, да и нам захотелось атрибутов публичности. Ведь функционирование рынка электроэнергии и мощности с точки зрения закона — особенно в отношении крупных клиентов — включает в себя вопросы антимонопольного, налогового права, эксплуатации объектов инфраструктуры. И потенциал, который мы за годы наработали в этих практиках, может быть успешно реализован и в других отраслях бизнеса.
— Расскажите, пожалуйста, о точке отсчета. Как все начиналось и что привело вас в юриспруденцию?
— Обостренное чувство справедливости. У юриспруденции есть предназначение, сверхзадача, которая связана с категорией Правды и в центре которой Человек. Я хотел помогать людям, как и мои коллеги Андрей Трушин и Михаил Фоменков, с которыми мы начинали. Мне очень повезло: в 1993 году по счастливой случайности я встретил единомышленников, мы работаем вместе уже четверть века и прекрасно дополняем друг друга.
— Был ли на этапе создания фирмы какой-то план или алгоритм, которого вы собирались придерживаться, чтобы прийти к сегодняшним позициям? Или вы работали по наитию?
— Отчасти нам повезло, потому что мы ступили на юридическое поприще «на сломе эпох»: в законодательстве грянула революция, сменился правопорядок, появились новые законы — о собственности, предпринимательстве, аренде, и в вузах мы уже учились по ним. А вот опытным адвокатам, уже тогда имевшим огромный стаж, пришлось туго — возникающие новации они воспринимали с трудом. И когда мы, молодые и бесстрашные, встречались в судах с этой маститой когортой, мы чувствовали себя прекрасно и в каком-то смысле имели преимущество — у нас не было зашоренности. Это было легко, это делалось азартно, как и все, что на самом деле является подлинным призванием. Конечно, мы набили шишек, но успех пришел быстро.
Начинали мы в середине 1990-х с некрупных дел: регистрации прав на московскую недвижимость и разрешения корпоративных споров, которые возникали уже тогда. Нас быстро заметили — притом что наш «исторический путь» свободен от протекционизма, нас никто никуда не тянул за «красивые глаза». А первый наш большой проект был связан с установлением корпоративного контроля крупной газовой компании над отбившимися от рук «дочками». Когда мы начали решать проблему, выяснилось, что объем работы огромен: предстояло вернуть очень много активов, паев и долей, разошедшихся по разным сделкам. Мы фактически жили в командировках. Я не уверен, что сегодня мы с той же легкостью взялись бы за такой сложный и масштабный проект, но именно благодаря ему стартовал наш отраслевой опыт в энергетике.
В формуле успеха много составляющих, и одна из основных — это кадры. Мы до сих пор стараемся тщательно подходить к подбору и обучению персонала и видим, что те люди, что работали у нас и по каким-то причинам пошли дальше — как в юридической профессии, так и в бизнесе или квазигосударственных структурах, достигли на новых должностях высоких результатов. И мы взаимодействуем до сих пор.
Иногда я слышу мнения, что лица, которые ушли от нас к нашему якорному клиенту и заняли там серьезные позиции, как-то способствуют бюро в продвижении на рынке. Безусловно, мы поддерживаем деловые отношения, но, когда они выступают заказчиками (а заказы мы получаем на общих основаниях), спрос с нас гораздо жестче, и мне часто припоминают стандарты, которые я сам устанавливал в бюро: «Работа должна быть сделана не просто хорошо, а безупречно, точно в сроки, и клиенту желательно предоставить несколько вариантов решения».
— Какие дела в вашей практике были самыми «громкими»?
— С направлением зеленой энергетики, которое сейчас набирает силу, мы столкнулись одними из первых — в деле 2014 года по Киотскому протоколу; это наша своеобразная визитная карточка.
Для решения проблемы глобального потепления Киото в декабре 1997 года (как дополнение к Рамочной конвенции ООН об изменении климата) был принят Киотский протокол, обязывающий развитые страны и страны с переходной экономикой сократить выбросы парниковых газов. Основной эмитент этих газов США были главным инициатором протокола, однако его участником так и не стали.
Если описывать технологию простым языком, вредные выбросы сокращались, в частности, при «повышении» изоляции трубопроводов. И в 2014 году в России появились некие лица, которые предъявили кипу заключенных с облгазами контрактов, похожих на инвестиционные: мол, они проведут работы по изоляции стоимостью миллиарды рублей и получат за них квоты на выбросы, которые они могли выгодно продать в Европу на соответствующем рынке. Чуть позже выяснилось, что под контракты заложен ряд «стратегических» активов газового холдинга, а стоящий за всем этим бенефициар-инвестор связан с властями США — оттуда, пока шли разбирательства, приходили письма с требованиями прекратить выкручивать руки американским инвесторам, иначе последуют санкции. По сути, это была крупная афера: какие-то работы велись, но далеко не в заявленных миллиардных объемах.
К слову, если планируемая трансформация традиционной энергетики в зеленую начнет воплощаться в реальность, то, по моему мнению, это нанесет колоссальный удар по энергоемкой экономике России. К примеру, сейчас мы занимаемся банкротством угольного холдинга и видим, насколько неблагоприятно такой «переход» сказывается на угольной отрасли: многие предприятия просели, а активы заметно обесценились.
— Есть какие-то проекты, которые вы никогда не возьмете по идеологическим соображениям?
— Те, где мы честно не видим возможности помочь клиенту в правовом поле.
— За минувший год количество уголовных дел, фигурантами которых являются топ-менеджеры энергетических компаний, резко возросло. Как вы считаете, с чем это связано? И каковы возможные последствия для отрасли, может ли такая тенденция свидетельствовать о грядущем изменении расстановки сил на энергетическом рынке?
— Я бы не сказал, что в энергетической отрасли есть подобная специфика. В крупном бизнесе — там, где можно придраться к вопросу ценообразования или недобросовестной конкуренции на торгах, — эти риски присутствуют всегда. Составы, по которым привлекают представителей отрасли, также в основном стандартные: хищение, мошенничество, злоупотребление полномочиями, присвоение, уклонение от уплаты налогов.
— А существуют ли общие принципы управления уголовно-правовыми рисками компаний ТЭКа? Расскажите, пожалуйста, о «дорожной карте» для первого лица компании — как выстроить защиту от возбуждения уголовного дела?
— С некоторых пор мы не даем таких рекомендаций и стараемся избегать «дорожных карт», поскольку невозможно предугадать наперед, откуда «прилетит». В этом смысле мы занимаем реактивную позицию и реагируем на уже возникшую ситуацию.
В качестве примера приведу историю с компанией—крупным поставщиком газа в одном из сложных южных регионов. Руководители в ней меняются довольно часто — в среднем через год-два, и один из недавних, особенно бескомпромиссный, решил бороться с неплатежами. Серьезно взялся за дело, добился первых успехов — и в итоге ему вменили мошенничество, связанное с неуплатой налогов. А основанием послужило якобы его желание оказаться на хорошем счету у начальства, и эта формулировка даже дошла до суда. Какую «дорожную карту» можно нарисовать в таком случае?
— Говоря об энергетике, нельзя не коснуться темы пандемии. Она усугубила положение углеводородной отрасли, которая и раньше испытывала давление из-за конкуренции со стороны возобновляемой энергетики, помимо этого правительство ужесточило требования в отношении выбросов, загрязняющих атмосферу. Поскольку компании энергетической отрасли и их менеджмент — ваши основные клиенты (80%), а проекты в области энергетики и природных ресурсов генерируют более половины выручки, вы хорошо знаете этот рынок. Ваш прогноз: с какими правовыми рисками компаниям ТЭКа придется столкнуться в течение года? И есть ли какие-то вопросы в отраслевом законодательстве, которые еще не урегулированы?
— Традиционно ориентированный сектор может испытать дополнительное давление от попыток частично перестроить его на зеленые «рельсы». Никуда не исчезли и экономические риски, связанные с пандемией COVID-19 и возможным давлением Запада.
Что касается правовой среды, то она недостаточно сформирована. В числе первоочередных задач, стоящих перед государством, — газификация российских регионов. Однако бывают случаи, когда протяженный объект невозможно идентифицировать, поскольку правоустанавливающие документы на него частично утеряны или имеют дефекты. При этом четких инструкций по вопросам оформления газо- и трубопроводов, постановки полос отвода под ними на учет в Росреестре законодательство не содержит.
Отдельный огромный пласт — правовой режим особо охраняемых природных территорий: до сих пор не понятны пределы, в которых их можно использовать, а законы по теме довольно мутные.
— Будет ли расти спрос на юристов со специализацией в сфере энергетики?
— На хороших — да. Кстати, сегодня мы наблюдаем любопытную тенденцию, связанную с цифровизацией: возникают новые цифровые алгоритмы регулирования, и право сужается, как шагреневая кожа. Можно возразить, что право — это тоже алгоритм, но общество воспринимает его как справедливую и осознанную необходимость. А идущие ему на смену экспериментальные правовые режимы, которые управляются частными алгоритмами, — это монополия невиданных доселе масштабов. В моем понимании все идет к тому, что условный чиновник будет принимать решение, не задумываясь над смыслом задачи, а просто нажимая нужную кнопку.
Это сильно отличается от того способа, каким мы, представители «старой» формации, принимали решение по юридическому делу: сначала ты выносишь собственное суждение, потом изучаешь законы, кодексы, отраслевую литературу и корректируешь свои выводы. Затем советуешься с коллегами, преподавателем или научным авторитетом. И желательно, хотя и не всегда возможно, поговорить с правоприменителем для уточнения его позиции по вопросу.
У молодых сотрудников, которые приходят к нам работать, уже другое, «айтишное» мышление — они легче адаптируются к новой цифровой реальности. Возможно, на их фоне мы иногда выглядим такими же «ретроградами», как и наши предшественники.
— Какова стратегия поведения АБ «Казаков и партнёры» в 2021 году?
— Мы планируем «наращивать» кадры и развивать традиционные направления: помимо энергетического, банкротного, налогового или уголовного права наши сотрудники отличаются высочайшей квалификацией и в инвестиционном и конкурентном праве. Так, в декабре 2020 года мы защитили интересы ПАО «Газпром» в крупном деле о закупке труб большого диаметра на 100 млрд руб. Весь объем был распределен среди пяти победителей, проигравшие компании пожаловались в ФАС, которая решила, что торги проводились незаконно. Однако команда АБ «Казаков и партнёры» добилась признания актов антимонопольного ведомства недействительными в судебном порядке, и благодаря этому просрочки строительства магистральных энергетических систем удалось избежать.
