Автор: Наталья Бокова
Когда речь заходит о ювенальной юстиции в нашей стране, для большинства людей самым удивительным открытием становится то, что она у нас в России есть. Вообще всё время, то есть примерно столько же, сколько и в «развитых странах» (которые развивались ничуть не скорее нашей в плане достижений правовой культуры).
Как и в других странах Европы, у нас не судят подростков за преступления наравне с совершеннолетними, наказывают их тоже не по всей строгости.
Несудебные органы и организации, призванные предупреждать подростковые правонарушения и их рецидивы, тоже в России есть. И в системе муниципальных, и государственных, в том числе правоохранительных, органов. Другое дело — как они работают. Но это совсем отдельная тема, о которой речь пойдет далее.
Но для начала рассмотрения вопроса о «введении системы ювенальной юстиции в России» важно понимать, что она уже есть. И не «как у них», по крайней мере, внешне.
Для того чтобы понять, что у них «не так», надо представлять себе реальные цели, достижению которых подчинена деятельность органов и организаций, занимающихся подростками в других странах. Причём не в декларативном плане, а в действительном, сущностном.
Так вот, если смотреть с точки зрения юриста, то образец европейской «ювенальной юстиции», тот, который скандинавский, представляет из себя абсолютную несуразицу. Дети там объявляются полноправными членами общества и на базе этого тезиса развёрнута полномасштабная «защита» их прав, оканчивающаяся их же тотальным нарушением.
Чтобы было понятно: полноправным членом общества может быть только тот индивидуум, который отвечает за свои действия, решения и поступки. То есть, говоря юридическим языком, полностью дееспособный. Пока человек не полностью дееспособен — он и не может быть полноправным.
Простой пример: маленький ребёнок в супермаркете хватает шоколадную конфету и пытается её съесть. Его родители хватают (о, ужас!) за руку, отбирают конфету, кладут её на место, и (вообще кошмар!) выводят из торгового зала. Всё понятно, очевидно, и что самое главное — совершенно правильно, НО: ведь родители открыто, публично ограничили права ребёнка на личную неприкосновенность и свободу передвижения!
Однако с точки зрения нашего общества (и законодательства) малыш недееспособен, а потому совершать сделку по приобретению конфеты не имеет права. Его законные представители (родители) прекратили совершение им действий, за которые он не может отвечать, путём ограничения его личных прав. Так что всё нормально.
И так же точно во всех остальных случаях. Разбросал фантики — принужден убираться, накричал на бабушку — поставлен в угол, ругнулся за столом — получил шлепок по мягкой части… Перечень бесконечен, а суть одна: не отвечающий в полной мере за свои поступки маленький человек, совершая различные действия, иногда подвергается ограничению своих прав. К моменту обретения долгожданной дееспособности этот человек должен усвоить, что накричав на бабушку, он может лишиться, например, наследства, а выругавшись публично — даже и самой жизни, смотря по тому, где, на кого и при каких обстоятельствах ругнуться. Ограничение прав несовершеннолетних, таким образом, происходит в их же интересах. До того момента, с которым закон связывает способность самостоятельно определять эти интересы и совершать ответственные действия для их достижения. Правовая культура отнюдь не случайно выработала и разделила эти два термина — права и интересы.
Таким образом, ограничение прав несовершеннолетних, соответствующее степени их дееспособности (а вернее сказать — недееспособности), оно не только логично, но и совершенно законно. В нашей правовой системе ограничение прав ребёнка со стороны родителей (законных представителей) допустимо в его же интересах. До пределов, не угрожающих его здоровью (физическому и психическому), половой неприкосновенности и, естественно, его жизни.
Всё вроде бы логично, правильно и обоснованно. Тут, у нас в России. Пока ещё.
И как же тогда в европейских, прежде всего в скандинавских, странах? А с точки зрения юридической надо признать получилась ерунда. Провозглашение полноправия недееспособных естественным образом повлекло за собой массовое изъятие несовершеннолетних у их родителей. Ведь любая попытка ограничить права ребёнка с необходимостью приводила к их «защите» посторонними лицами. С последующим перемещением детей на «передержку» в различные, обычно негосударственные, организации, а затем и в новые руки. Естественно — с оплатой тем и другим.
Но! Таким образом «цивилизованная Европа» ввела в обиход и законодательно закрепила оборот детей помимо воли их и их родителей. А поскольку во взаимосвязи с передачей детей были введены и соответствующие платёжные операции, то самих детей при осуществлении этих манипуляций теперь вполне возможно считать товаром.
«Защита прав» детей в этих странах является не более чем слоганом, прикрывающим циничную суть такой деятельности. Статистика всех континентов неумолимо подтверждает кратное увеличение случаев насилия — и физического, и психического, и сексуального, во всех случаях изъятия детей от родителей. Но при этом изменений в регулировании оборота детей, как товара, ни в скандинавских странах, ни в Америке, не наблюдается и не намечается.
Что касается нашей страны, то уровень, например, насилия по отношению к детям в семье у нас традиционно низкий. Статистика подтверждает. То есть объективной нужды вводить в российское законодательство какие-то новеллы для защиты прав детей нет никакой необходимости. И «ювенальная юстиция», как уже было отмечено выше, у нас тоже имеется. В необходимом для нашего общества объёме.
При этом «оборот детей» в России тоже есть. Только он нелегальный и скрытый. Но и тех случаев, которые выявлены правоохранительными органами, достаточно, чтобы оценивать детский товарный рынок в России в тысячах человек в год.
А поскольку ювенальная юстиция как таковая в России есть, то надо понимать, что любое обсуждение необходимости «введения» этой самой юстиции, как и проталкивание законопроектов, сделанных по несуразным западным лекалам, есть ни что иное, как потуги заинтересованных лиц в направлении легализации оборота детей как товара.
При этом практика «пилотных проектов» в отдельных регионах России показала как низкую эффективность мер по предупреждению подростковой преступности, так и резкое возрастание противозаконной деятельности тех органов, в задачи которых входит профилактика нарушений прав ребёнка в нашей стране. Так, большая часть решений по изъятию детей из семей была признана незаконной в рамках действующего правопорядка.
Реализация проектов массового введения российских детей в легальный товарооборот упирается в нормы российского законодательства, прежде всего — семейного, которые выстроены таким образом, что во всех вопросах, касающихся детей, они сформулированы через права и интересы самих детей.
Наше законодательство прямо устанавливает право каждого ребёнка воспитываться в семье, а возможность внесудебного изъятия его у родителей определяется в нём исключительно непосредственной угрозой жизни и здоровью (ст. 77 Семейного кодекса РФ). Что интересно: эти нормы ни в малейшей степени не противоречат положениям Конвенции о правах ребёнка, на которую так любят ссылаться поборники «ювенальной юстиции» европейского образца. Статья девятая, которая точно так же устанавливает исключительно судебный порядок для случаев разлучения детей с родителями.
Пока тем, кто желает запустить русских детей в легальный международный товарооборот не удаётся пробить значительных брешей в нашем законе.
Но поскольку традиционно «суровость российских законов компенсируется их неисполнением», основные принципы взаимоотношений с представителями власти и органов управления по поводу детей в России следует себе представлять.
В соответствии с устройством нашего законодательства о защите прав детей необходимо понимать, что Семейный кодекс — это федеральный закон, относительно которого приоритет имеют только Конституция и международные акты.
И если отталкиваться от положений статьи 54 Семейного кодекса о праве ребёнка жить в семье и воспитываться своими родителями, то Конституция в свою очередь гарантирует защиту семьи (ст. 38), а вот Конвенция о правах ребёнка прямо устанавливает, что наше государство обязано обеспечить, чтобы ребёнок не разлучался со своими родителями. А если и разлучался, то не иначе как по судебному решению. И эта норма тоже имеет прямое и приоритетное действие на всей территории нашей страны — в силу статьи 15 нашей Конституции.
Исходя из этих норм, следует однозначно понимать, что в России отобрание ребёнка у родителей без судебного решения возможно в единственном случае: при непосредственной угрозе его жизни и здоровью.
При этом деятельную заботу о жизни и здоровье маленьких сограждан могут, конечно, проявлять и все неравнодушные люди, но вот пройти в жилище без судебного решения в силу статьи 25 Конституции могут только те лица, которые имеют такие полномочия на основании федеральных законов. И таковых законов всего два: один регулирует деятельность сотрудников полиции, а другой — сотрудников Федеральной службы безопасности.
Ну, а поскольку сотрудники ФСБ РФ в своей деятельности нечасто соприкасаются с вопросами непосредственного изъятия детей от родителей, вероятность их вторжения с целью отобрания ребёнка ничтожно мала. А вот сотрудник полиции — это и есть практически единственный человек, который вправе без согласия родителей и иных прочих проживающих защищать права ребёнка прямо в месте его жительства. И даже обязан.
А ещё он обязан обосновать своё вторжение в жилище законом. И в случае намерения забрать ребёнка, в отношении судьбы которого нет судебного решения, в силу уже упомянутой статьи 77 Семейного кодекса РФ, он может это сделать только при угрозе жизни и здоровью самого ребёнка. Иначе — никак.
Все остальные деятели различных органов и организаций, в том числе органы опеки и попечительства, а также и судебные приставы, сами не имеют права ни находиться в жилище граждан помимо их воли, ни тем более разлучать детей с родителями.
Органы опеки и попечительства имеют установленные специальным законом полномочия по организации процессов установления опеки (попечительства), надзору и выявлению различных нарушений в этой сфере. Их собственные полномочия в отношении несовершеннолетних ограничены правом на обращение в суд в защиту их прав, и не более того.
А судебные приставы действуют исключительно на основании актов суда — ну, собственно, потому они так и называются. Их появлению на пороге жилья нередко предшествует визит сотрудника органов опеки, а потому и не стоит их пассивно дожидаться — они могут появиться и с готовым определением.
Даже однократный визит либо обращение любого представителя органов власти в семью, свидетельствует о каком-либо проявлении интереса к такой семье, а конкретно к ребенку в этой семье, что требует от родителей «не сидеть, сложа руки», а активно действовать.
О том, какие действия нужно совершать, каким образом и куда следует обращаться родителям в случае вышеописанной ситуации, подробно расскажем в следующей публикации.
